Г.Е. Свистун. К вопросу о строительном материале и архитектуре салтовских лесостепных городищ бассейна Северского Донца // Харьковский археологический сборник. Выпуск 2. Харьков, 2007.

Опубликовано: Свистун Г.Е. К вопросу о строительном материале и архитектуре салтовских лесостепных городищ бассейна Северского Донца // Харьковский археологический сборник. Выпуск 2. Харьков, 2007. Стр. 40 – 58.Свистун Г.Е.

Выбор строительного материала, избираемого для воздвижения сооружений, диктуется в подавляющем большинстве случаев местными природно-климатическими условиями, экономическими и технологическими ресурсами строителей наряду с этнокультурной традицией и, в свою очередь, в значительной мере определяет облик архитектурной формы. Зависимость от местных географических условий, в частности, для салтовской археологической культуры в жилищном строительстве, была отмечена московским учёным С.А. Плетнёвой (Плетнёва, 1967, с. 63). Следует заметить, что данное утверждение также подтверждается и при анализе применённых строительных приёмов в фортификационной архитектуре. Задача данной работы состоит в том, чтобы проанализировать справедливость данных утверждений на примере фортификаций салтовских городищ, расположенных, прежде всего, в лесостепной части бассейна Северского Донца (Рис. 1).

Г.Е. Афанасьевым в 80-х годах XX века создаётся наиболее обоснованная типология данных городищ, основывающаяся на архитектурных характеристиках фортификаций (Афанасьев, 1987, с. 88-132). При этом главным образом рассматривались характеристики лишь центральных цитаделей лесостепных городищ – наиболее укреплённой части в общей эшелонированной системе защитных сооружений, которые наблюдаются на данных городищах. С течением времени в результате новых исследований и накопления фактического материала становится всё более очевидным, что актуально назрел пересмотр и значительная корректировка устоявшегося подхода в оценке лесостепных салтовских городищ. Прежде всего, следует исключить из рассмотрения памятники I типа (по Г.Е. Афанасьеву) – Архангельское, Большое Городище, Афоньевское и Подлысенки –(Афанасьев, 1987, с. 89-96), так как на момент использования их территории салтовским населением укреплёнными пунктами они не являлись и, следовательно, задач военно-стратегического значения не решали. Немногочисленные памятники II типа (по Г.Е. Афанасьеву) – Ютановское, Поминово, Павловское, Карабут (Афанасьев, 1987, с. 96 – 105), встречающиеся в лесостепной части Подонья, не составляют каких-либо видимых систем во взаиморасположении и, либо входят в линии, образованные другими типами городищ (III и IV по Г.Е. Афанасьеву), либо вообще расположены локально и независимо относительно других лесостепных фортификаций. К этому же типу может быть отнесено открытое на правом берегу Северского Донца Хотомельское городище (Зінченко, Свистун, 2005). Деревоземляные укрепления, которые мы наблюдаем на данных памятниках, требовали сравнительно меньшего отвлечения ресурсов на их возведение по сравнению с фортификациями, на которых применялся в качестве строительного материала камень и, тем более, кирпич. Своё мнение высказывали по отношению к данным памятникам Г.Е. Афанасьев(Афанасьев, 1987, с. 105) и С.А. Плетнёва (Плетнёва, 1967, с. 33). Г.Е. Афанасьев склонен объяснить появление этих памятников внекультурными природно-географическими условиями, диктовавшими форму и материал фортификационной архитектуры. В принципе, это объяснение вполне логично, если не задаваться вопросом – почему соседние городища были менее подвержены местным условиям, диктовавшим архитектурную форму, и носят в своей архитектуре также и привнесённые этнокультурные следы? Поэтому вряд ли это объяснение можно признать достаточным. С.А. Плетнёва считает, что салтовское население подражало архитектуре существовавших ранее скифских укреплений. Здесь также уместен вопрос, аналогичный поставленному к точке зрения Г.Е. Афанасьева.

Возможны различные объяснения появления и функционирования этой группы городищ. К примеру, это могли быть центры сбора дани, некие опорные пункты для утверждения власти центра на окраинах государства, использовавшиеся центральной властью Хазарского каганата. Возможно, данные фортификации являлись некими центрами промысловых зон на определённой стадии освоения данных территорий салтовским населением. Подобное видение некоторым образом может объяснять некоторую архитектурную и строительную «обособленность» данных памятников. Характеристики фортификации не указывают на прямую связь со строительной традицией, которая могла быть привнесена сюда населением с северокавказских регионов. Уже само по себе использование строительного материала находит намного больше аналогий с салтовскими памятниками среднего течения Северского Донца и расположенными на территории Волжской Булгарии, и искать истоки строительной архитектуры данных укреплений следует в иных местах, для которых развитие строительных приёмов не было связано с применением камня и кирпича. Этот процесс имеет значительные трудности, так как наиболее близкие по представленной культуре и территориально городища в среднем течении Северского Донца в фортификационном отношении изучены очень слабо. Поэтому провести полноценного сравнения конструктива этих двух групп памятников не представляется возможным. Так или иначе, на сегодняшний день необходимо констатировать тот факт, что изученность вопроса относительно появления и назначения деревоземляных лесостепных салтовских городищ является неудовлетворительной и требует отдельного целенаправленного исследования.

Основное внимание в данной работе будет уделено архитектуре и строительному материалу городищ III и IV типов (по Г.Е. Афанасьеву)(Афанасьев, 1987, с. 106 – 132), которые составляют наиболее весомую часть среди салтовских фортификаций, расположенных в лесостепной зоне.

Состояние накопленных знаний о данном круге городищ на период конца XX века, которые располагаются в долинах рек Северского Донца и Тихой Сосны, позволяло говорить, что данные памятники (кроме Верхнесалтовского городища) локализовались в различных микрорегионах лесостепного Подонья (Афанасьєв, 1987, с. 106 – 132). Эта зависимость характеризовалась следующим районированием: городища с каменной фортификацией из необработанного рваного камня и с максимальным использованием защитных свойств ландшафта (городища III типа) – в долине Северского Донца и городища с использованием обработанных каменных блоков и кирпича с подпрямоугольной планировкой в виде трапеции, где основная защитная функция возлагалась непосредственно на возведённые укрепления (городища IV типа) – в долине Тихой Сосны.

В результате новейших исследований были выявлены факты, несколько размывающие границы отличительных особенностей городищ III и IV типов (Колода, 1995, с. 38–40; Колода, 2001; Колода, 1996; Колода, Свистун, 2001; Свистун, 2001б, с. 117–119; Свистун, Чендев, 2002/2003, с. 130–135). Эти данные касаются, прежде всего, строительного материала – обработанных каменных блоков, которые, вопреки утверждению Г.Е. Афанасьева, применялись на городищах не только IV, но и III типов. Первым среди исследователей, кто обратил на это внимание, был харьковский учёный В.В. Колода (Колода, 1995, с. 40). Обработанные блоки содержались в кладках Волчанского и Мохначанского городищ III типа (Колода, 1996, с. 4,5; Колода, 2001, с. 9,10; Колода, Свистун, 2001).

Каменные блоки были зафиксированы на открытом в последние годы Яблоновском городище, которое находится в Валуйском районе Белгородской области. По характеру укреплений данный памятник также можно отнести к III типу (Дьяченко, Погорелов, Семушев, 1999, с. 159–165).

Необходимо обратить внимание и на то, что метрологические параметры каменных блоков на городищах III типа салтовской лесостепи находятся в единой системе с размерами строительного материала (тёсаный камень и кирпич) крепостей других регионов Хазарского каганата. К последним относятся, прежде всего, Правобережное Цимлянское и Хумаринское городища, а также Саркел (Свистун, 2002, с. 19–22; Свистун, Чендев, 2002/2003, с. 130–135).

Стандартизированные параметры каменных блоков Правобережного Цимлянского городища и первого строительного периода Саркела позволили построить строительный «вавилон» (Рис. 2), которым пользовались создатели вышеуказанных крепостей. Данная система мер, как и все остальные системы древности и средневековья, была основана на антропометрическом принципе и содержала для вышеуказанных памятников соподчинённые меры 0,24; 0,3; 0,4; 0,6; 1,2 м и другие (Свистун, 2002, с. 19–22). Подтверждение тому, что данная система мер использовалась и на городищах лесостепи, мы получили в результате исследования Мохначанского городища. Блоки, из которых состояли внешние поддерживающие кладки оборонительных валов, были либо полностью аналогичны в своих параметрах блокам с Правобережного Цимлянского, либо содержали меры, заложенные в той же метрологической системе. Использование иных соотношений сторон блоков было вызвано особенностью местной породы песчаника. Выходы данного камня, обнажающиеся у основания мыса, на котором расположено Мохначанское городище, имеют трещины, не позволяющие в основной своей массе изготовить блоки высотой более 0,24 м. Этим и объясняются их параметры 0,3 х 0,4 х 0,24 м; 0,4 х 0,4 х 0,24 м и им подобные, в отличие от 0,6 х 0,3 х 0,4 м на Правобережном Цимлянском городище (Свистун, Чендев, 2002/2003, с. 133, 134).

Такие факты, как применение обработанных каменных блоков, их общие метрологические параметры наряду с другими конструктивными особенностями (прежде всего бесфундаментной двухпанцирной кладкой), говорят о том, что конструктивные особенности фортификации лесостепных городищ III и IV типов нельзя рассматривать обособленно. Необходимо учитывать данные о других крепостях, прежде всего расположенных в степном Подонье. Последние изучены более детально, что позволяет воспользоваться существующими аналогиями для понимания тех или иных деталей строительной техники и реконструкции оборонительных систем. При этом необходимо учитывать природно-географические условия, с которыми столкнулись создатели укреплений в рассматриваемом нами регионе.

Строительный материал, использованный для сооружения крепостей в лесостепи, и конструктивные особенности их оборонительных сооружений продиктованы как традиционными навыками строителей, так и залежами соответствующих геологических пород (Турлей, 1936, с. 146–194), доступных для разработок в раннем средневековье (Рис. 1). Вследствие этого городища в долине Северского Донца: Мохначанское, Короповы Хутора, Сухая Гомольша, Верхнесалтовское, Кочеток-I, Чугуевское, Северское, Вербовское, Кабаново – имеют оборонительные сооружения, возведенные с использованием песчаника. На остальных же территориях, для которых характерны выходы меловых пород, встречаются крепости, сложенные из мелового камня, а также кирпича. Это правило действует вне зависимости от типологии Г.Е. Афанасьева.

Так, укрепления Дмитриевского городища, хотя и относятся к III типу, тем не менее сложены из мелового камня, как некоторые городища IV типа (Верхнеольшанское и Маяцкое).

Несколько особняком стоит в этом плане Волчанское городище, на котором в каменной кладке, помимо мелового камня, зафиксированы и блоки из железистого песчаника. Но эта порода камня в данной местности не встречается и является привезенной, скорее всего, с целью добычи железа. Концентрация в данном камне железа делает его пригодным для применения в качестве рудного сырья (выражаю благодарность за предоставленную консультацию специалисту в области древней металлургии кандидату исторических наук В.В. Колоде). Таким образом, Волчанское городище, располагаясь на границе геологических выходов мела и песчаника, является своего рода промежуточным звеном в плане использования строительного материала. Сохранность конструкции с использованием камня на данном памятнике очень плохая. По устному сообщению руководителя раскопок В.В. Колоды, они были основательно разобраны в новое время. Остатки кладок панцирей представляют собой чередующиеся пласты железистого песчаника и меловых камней, расположенных на подстилающей глиняной подушке. Высота каменных блоков – наиболее стабильный параметр на всех памятниках каменной фортификации – составляла 0,12 – 0,13 м и 0,24 – 0,26 м (Колода, 1996, с. 4, 5), что также укладывается в вышеупомянутую метрологическую систему.

Наличие меловых пород наряду с песчаником наблюдается также и на Яблоновском городище, но его раскопки не проводились и поэтому более определённо охарактеризовать конструкции фортификаций данного памятника не представляется возможным (Дьяченко, Погорелов, Семушев, 1999, с. 159–165).

Песчаник как сырьё для постройки стен практически не встречается на городищах IV типа (по Г.Е. Афанасьеву). Единственным исключением является городище в с. Верхний Салтов, стены которого построены с применением песчаника, как и на большинстве городищ III типа в бассейне Северского Донца. Необходимо также отметить, что у основания мыса, на котором расположено Верхнесалтовское городище, имеются выходы мела. Однако салтовцы не используют его в качестве строительного материала. Исходя из этого, можно сделать предположение, что строители, располагая возможностью выбора, отдавали предпочтение песчанику. Кроме того, в районах геологических выходов песчаников не известно ни единой салтовской крепости, возведённой из кирпича, в отличие от тихососновского региона, расположенного в области, где отсутствует песчаник и имеются выходы меловых камней. Таким образом, кирпич, как строительный материал в пределах лесостепи совпадает с выходами меловых отложений. Это утверждение справедливо при характеристике конструкции стен либо валов лесостепных городищ. Указанная выше непрочность песчаника, выходы которого на территории лесостепи использовались салтовскими строителями, влекла за собой необходимость поиска иного, более функционально приемлемого материала для устройства брустверов на городищах, где в качестве оборонительных сооружений устраивались валы. Исследования последних лет на целом ряде городищ в долине Северского Донца показали, что наряду с деревянным и каменным брустверами, зафиксированных на Мохначанском городище, широко применимым являлось устройство надвальной конструкции, материалом для которой служила обожжённая глина. На фортификациях таких городищах городищ как Кабаново, Кочеток-I, Верхнесалтовское можно было наблюдать лишь присутствие фрагментов обожжённой глины по поверхности вала, возведённого с использованием песчаника (Свистун, 2005; Колода, Крыганов, Михеев, Ряполов, Свистун, Тортика, 2005, с. 11, рис. 7.5; Свистун, 2006а, с. 12, рис. 30). Сильная повреждённость данных городищ вследствие антропогенного воздействия не позволяла в полной мере охарактеризовать характер строительного материала, равно как и саму конструкцию керамических брустверов на данных памятниках. В тесте строительного материала зачастую фиксировалась примесь кусков песчаника, отпечатков соломы и мелких деревянных палочек и щепы. Также на части фрагментов наблюдались прямолинейные формы углов некогда целостного строительного элемента. На городище Короповы Хутора из кусков обожжённой глины неопределённой формы состояло само внутреннее заполнение вала между внутренним и внешним каменными панцирями (Рис. 3) (Колода, Крыганов, Михеев, Ряполов, Свистун, Тортика, 2005, с. 65, рис. 78). Исследования, проведённые на Чугуевском городище, позволили не только зафиксировать присутствие строительного материала из обожжённой глины поверх насыпи вала, но и составить определённое представление о конструктивных особенностях архитектурного элемента, возведённого из этого материала (Свистун, 2006б, с. 5 – 7, рис. 4, 5). Здесь вдоль центральной продольной оси глиняной насыпи размещалась, как и на Верхнесалтовском городище, вымостка из песчаника, поверх которой размещался керамический бруствер шириной около 0,8 м. Он состоял из отдельных прямоугольных кирпичей грубой формовки, сложенных на глиняном растворе. В тесте кирпича фиксировалась солома, деревянная щепа, фрагменты мелких веток. Чётко фиксировалась неравномерность обжига: от слабой пропечённости до стекловидного состояния. На нижней части кирпичей фиксировались многочисленные фрагменты обуглившейся щепы. Толщина отдельных фрагментов не была чётко выдержана из-за примитивной технологии, применённой при формовке и обжиге данного строительного материала. Она варьировалась даже в пределах отдельно взятого образца (к примеру, от 5,7 см до 7,8 см на различных участках отдельно взятого фрагмента). Судя по сохранившимся фрагментам, формовка производилась в деревянных формах. Недостаточно просушенную сырцовую заготовку, плохо сохраняющую приданную ей форму, помещали на слой раскалённых древесных углей. Сырая масса быстро поглощала высокую температуру, прокаливаясь при этом до ярко красного цвета, а местами даже оплавляясь. При этом на ещё сырой пластичной массе отпечатывались и запекались в ней тлеющие угли. В целом толщина таких кирпичей лежала в пределах 8 см при общем разбросе параметров отдельных образцов от min 5,7 см до max 8,5 см. К сожалению, в пределах раскопа, заложенного на Чугуевском городище (основание керамической кладки было прослежено на протяжении около 6 м), не удалось зафиксировать ни одного целого фрагмента кирпича. Наибольшие размеры длины и ширины фрагмента данного строительного материала отдельно взятого образца лежали в пределах 21 × 18 см.

Учитывая эксплуатационные характеристики строительных материалов, мы можем наблюдать и различие конструктивных особенностей оборонительных сооружений. Исследования на Мохначанском городище показали, что его укрепления представляют собой валы, поддерживаемые каменными кладками с надвальной деревянной либо каменной надстройкой. Местный песчаник, использованный для сооружения укреплений указанного памятника, в силу своей низкой прочности не мог нести высоких нагрузок при сооружении крепостных стен и поэтому мог использоваться лишь в качестве поддерживающих кладок и внутренней забутовки. К тому же, это наглядно продемонстрировано на опыте местных жителей нового времени, пытавшихся использовать данный камень для современных построек. Они были недолговечными и очень быстро разрушались.

Другим подтверждением тому, что салтовская оборонительная система Мохначанского городища представляла собой валы с поддерживающими каменными кладками и надвальной конструкцией, служат исследования болгарского архитектора Д. Василевой (Василева, 1990, с. 218–233). Она изучила фрагмент крепостных сооружений Маяцкого городища, где впервые удалось проследить конструкцию внутренних деревянных элементов стены, после чего исследователь предложила их реконструкцию. Она выдвинула принципы соотношения межпанцирной засыпки относительно толщины каменных панцирей. Согласно её расчётам, деревянные конструкции маяцких стен были необходимы для придания устойчивости сооружению при относительно тонких щитах, составляющих соотношение с толщиной засыпки 0,80 : 4,80 или 1 : 6. Далее Д. Василева сравнивает стены Маяцкой крепости с другими подобными сооружениями, выявляя иные пропорции для Правобережного Цимлянского (1 : 4) и Хумаринского (1 : 3) городищ, где деревянные конструкции в межпанцирном пространстве не обнаружены.

На Мохначанском городище было выявлено на четвёртой с юга поперечной линии обороны инженерное сооружение (Рис. 3), у которого соотношение между внутренней засыпкой и панцирями составляет примерно 1 : 3, но деревянная конструкция всё же присутствует (Свистун, 2001б, с. 117–119). Данное несоответствие с выводами болгарского исследователя может быть объяснено лишь тем, что оборонительная линия Мохначанского городища имела принципиально иное инженерное решение, а именно представляет собой вал, укреплённый поддерживающими каменными кладками, который конструктивно существенно отличается от крепостных двухпанцирных стен Маяцкого городища (Свистун, 2001а, с. 118–120). К такому выводу приходит и Г.Е. Афанасьев при характеристике фортификаций салтовских городищ III типа (Афанасьев, 1987, с. 113, 114). Исследователь делает предположение, что фортификации данных городищ представляют собой так называемые валы с «одеждами крутостей», то есть с поддерживающими вал от расползания кладками как с внешней так и с внутренней стороны сооружения. Аналогии данным конструкциям можно наблюдать на территории Первого Болгарского царства, где подобные сооружения сооружались вдоль границ государства (Козлов, 1995, с. 80–84).

Необходимо упомянуть об исследовании восточного участка оборонительной линии на Мохначанском городище салтовского времени (Рис. 4). Последний несколько отличался своим конструктивным исполнением при сохранении общего принципа построения обороны, прослеженного на северном (поперечном) участке этой же оборонительной линии (Рис. 5). При аналогичных поддерживающих кладках внутренняя забутовка восточного участка не содержала деревянной конструкции. Закрепление внутреннего содержания вала от расползания здесь было излишним, так как оно состояло из рваных камней, уложенных на плоскую сторону и скреплённых глиняным раствором, в отличие от грунтово-щебенчатого характера забутовки конструкции с напольной стороны. К тому же, как с напольной стороны, так и на восточном участке салтовской оборонительной линии выявлены остатки надвальных конструкций. Помимо этого, на восточном участке внешний скат салтовского вала представлял собой продолжение вала скифского времени, над которым он был надстроен.

Подобные остатки оборонительных сооружений салтовского времени были обследованы С.А. Семёновым-Зусером в 1947 г. на Верхнесалтовском городище (Семёнов-Зусер, 1948, с. 54–56) (Рис. 6.1). В частности, исследователем были выявлены с южной стороны крепости на внутреннем валу (раскоп Ш) остатки инженерного сооружения общей шириной 4,2 м. Укрепление имело внешнюю и внутреннюю кладки шириной около 0,6 м каждая, пространство между которыми было забутовано щебнем и глиной. Поверх этого по центру размещалась ещё одна каменная кладка шириной до 1 м. Данная конструкция в основных своих чертах аналогична конструкциям Мохначанского городища.

Необходимо также отметить, что на восточном участке обороны городища у с. Мохнач была зафиксирована алевролитовая прослойка в горизонтальном шве между рядами каменных блоков внешней кладки (Свистун, Чендев, 2002/2003, с. 133, 134). А.С. Семёнов-Зусер в раскопе "Г" также отмечал следы скрепляющего известкового раствора на камнях внешней кладки вала на городище в с. Верхний Салтов (Семёнов-Зусер, 1948, с. 53). Тем самым ставится под вопрос встречаемое в литературе утверждение, что каменная кладка блоков салтовских крепостей производилась «насухо».

Ещё в середине прошлого века Б.А. Шрамко высказывал мысль, что конструкции Верхнесалтовского типа не могли быть высокими, и были, возможно, лишь основанием для деревянных стен, от которых к настоящему времени ничего не осталось (Шрамко, 1962, с. 268). Данная точка зрения получила подтверждение в дальнейшем.

Многочисленные сходства оборонительных сооружений Мохначанского и Верхнесалговского городищ позволяют сделать вывод, что они имели одинаковую конструкцию и сходный профиль. Таким образом, они представляют собой единый тип фортификаций: вал с поддерживающими кладками и с расположенной поверх него деревянной, каменной или керамической стеной. Подобный тип оборонительных сооружений был обнаружен Б.А. Рыбаковым во время раскопок в Тмутаракани (Осипова, 1966, с. 127).

По-видимому, аналогичную конструкцию оборонительных сооружений имело Красное городище, расположенное в устье р. Тихая Сосна (Рис. 6.2). Рассматривая поперечный разрез стены, осуществлённый К.И. Красильниковым (Красильников, 1985), нельзя не заметить, что она с внешней стороны имеет выложенный из кирпича уклон. Он был создан, скорее всего, с целью ликвидации мёртвой зоны обстрела перед линией обороны. К тому же первооткрыватель данного памятника А.Г. Николаенко отмечает, что местные жители в 20-х гг. XX в. вынимали из верхней части вала остатки деревянных брёвен (Николаенко, 1991, с. 27). Дальнейшие исследователи не обратили внимания на данный факт. Это, по-видимому, стало причиной того, что, его "низкие" стены С.А. Плетнёва трактовала как одну из торткулей, которые строились в Средней Азии на караванных путях (Плетнёва, 2000, с. 61).

Сравнивая конструкционные характеристики укреплений Красного городища с оборонительными сооружениями городищ на С. Донце, мы можем выявить много общих черт. Это, прежде всего, одинаковое профилирование конструкции – уклон внешней стороны сооружений и вертикальная стена внутренней. Таким способом на выше указанных памятниках одинаково решались тактические задачи обороны. Во-вторых, на северскодонецких городищах над каменной основой сооружения надстраивалась каменная либо деревянная стена-бруствер. Если взять во внимание замечания А. Г. Николаенко относительно деревянных элементов, вынутых в своё время из вала Красного городища, то представляется вполне возможным сделать естественное предположение, что укрепления данного городища имели подобное строение.

Считаем необходимым высказать ряд замечаний относительно возможностей использования каменных башен на салтовских лесостепных городищах С. Донца. Обследование одного из углов Верхнесалтовской крепости, которое проводил А.С. Семёнов-Зусер с целью найти башню, не выявило её остатков. К тому же, углы крепости были закруглены и система обороны, как показали дальнейшие работы, не имела башенных выступов Семёнов-Зусер, 1948, с. 53). Не найдено следов башен и на других салтовских городищах долины Северского Донца, которые относятся к III типу согласно типологии Г.Е. Афанасьева. Нам представляется очевидным, что салтовские крепости лесостепи, сооружённые из непрочного местного песчаника, не имели башен. Сооружение их было невозможным, так как нагрузка на нижние ряды кладки из песчаника была бы в них ещё большей, чем в стене. Это привело бы к их неизбежному быстрому разрушению.

Отсутствие башен, несомненно, определяло тактику обороны защитников данных крепостей. Отсутствие фланкирования стен башнями может говорить о том, что расчёт, прежде всего, производился на осаду укреплений, а не на их штурм. Система обороны при отсутствии башен обеспечивала лишь фронтальный обстрел прилегающей территории.

В итоге можно сделать вывод о том, что Верхнесалтовское городище, относящееся к IV типу согласно классификации Г.Е. Афанасьева, но расположенное локально от остальной группы памятников данного круга, по своим характеристикам значительно сближается с городищами III типа этого микрорегиона (лесостепная часть Северского Донца).

Вышеприведенные данные подтверждают, что определяющими факторами инженерного решения укреплений городищ в салтовской лесостепи являются характеристики природно-географических условий в синтезе с этнокультурными традициями строителей. Последние выражаются, главным образом, в бесфундаментной двухпанцирной кладке стен с внутренней забутовкой и в применении в ряде случаев антисейсмического подстилающего слоя, а также скрепляющего раствора (известкового либо алевролита) как между горизонтальными швами блочной кладки, так и в заполнении кладки из рваного камня. Такое городище как Верхнесалтовское по характеру своих оборонительных сооружений имеет все основания быть причисленным к III типу согласно типологии Г.Е. Афанасьева. Красное городище имеет ряд признаков как III, так и IV типов. С одной стороны, согласно архитектурному решению формы оборонительных сооружений (профиль сложенного из кирпича вала и надвальной деревянной конструкции) данный памятник сближается с городищами лесостепного микрорегиона бассейна Северского Донца. С другой, учитывая строительный материал (кирпич) и трапециевидную форму, характерные для городищ IV типа, это укрепление имеет основания относиться к вышеуказанной группе памятников. Факты использования строительной керамики, каковой является формованный стандартизированный кирпич и сходные с ним по физическим свойствам искусственно созданные строительные материалы, зафиксированные в последние годы на ряде городищ в долине Северского Донца, ставят под сомнение ещё одну отличительную особенность III и IV типов городищ. Применение кирпича в качестве строительного материала могло быть вызвано отсутствием подходящего для этих целей готового природного строительного материала (в данном случае, в силу этнокультурной традиции, камня). Прежде всего, необходимо иметь ввиду, что изготовление кирпича влекло за собой увеличение трудоёмкости строительных работ, связанной с формовкой, просушкой, обжигом и прочими технологическими приёмами. Поэтому его применяли в тех случаях, когда в районе строительных работ не оказывалось подходящих залежей камня либо они не соответствовали требованиям, предъявляемым к ним строителями. Аналогии данному инженерному решению нам известны на Дону. К примеру, вследствие отсутствия пригодного для строительства камня в районе Саркела данную крепость было решено воздвигать из кирпича (Артамонов, 1958, с. 25).

Вышеприведённые факты указывают на отсутствие чёткой грани между основными отличительными чертами памятников III и IV типов согласно типологии Г.Е. Афанасьева.

Помимо характеристики строительного материала и связанной с этим архитектурной формой фортификаций, нельзя не обратить внимания и на тот факт, что один из основных признаков типологического отбора городищ IV типа – правильная планировка цитаделей, мало зависящая от защитных свойств окружающей местности – также не является исключительной характерной чертой указанного типа. Такую конфигурацию имели также два известных сегодня городища, расположенные в долине Северского Донца: Кабаново и Вербовское (Свистун, 2005; Крыганов, 1994). Как раз эти памятники Г.Е. Афанасьев при формировании круга салтовских лесостепных городищ исключил из рассмотрения ввиду недостаточности доказательств принадлежности последних к салтово-маяцкой культуре (Афанасьев, 1987, с. 88 - 89). Данные, которыми располагает наука на сегодняшний день, позволяют отбросить данные сомнения. К тому же расположение Вербовского городища за пределами условной границы лесостепи со степью также не может служить основанием для исключения данного памятника из круга лесостепных. Известно, что лесостепной ландшафт вдоль русел рек распространяется намного более южнее. Данный факт принятой условной границей, традиционно применяемой при картографировании на археологических картах, не отображается (выражаю благодарность за предоставленную консультацию доктору географических наук Ю.Г. Чендеву). Подпрямоугольная планировка Кабанового и Вербовского городищ, расположенных на ключевых стратегических позициях относительно общей концентрации лесостепных памятников в долине Северского Донца, не может не обращать на себя внимание. Кабаново городище расположено у устья реки Уды, ведущей в славянские земли, где, помимо прочего, известно большое количество салтовских открытых поселений. Последнее обстоятельство вряд ли свидетельствует о том, что его контролирующая роль была направлена на западные регионы. Скорее всего, оно служило тем ключом, который контролировал проникновение в эти земли с востока. Вербовское, в свою очередь, находится у южных пределов лесостепного ареала салтовской культуры и таким образом также является важным стратегическим форпостом, контролирующим продвижение на территорию лесостепи. Возможно, именно этими обстоятельствами объясняется их прямоугольная планировка, которая, согласно представлениям, распространённым на Востоке, свидетельствует об их боевой готовности и определённой демонстрации воинственности как фактора устрашения (Ткачёв 1985, с. 41, 43). Более высокая доля аланского населения в общем полиэтничном обществе лесостепного салтовского населения по сравнению с тихососновским регионом, наличие обширных территорий с серыми лесными почвами, обеспечивавших более стабильный урожай при существовавших тогда способах обработки земли (выражаю благодарность за предоставленную консультацию кандидату сельскохозяйственных наук В.Б. Соловей), приводят к возникновению целого ряда гнёзд поселений (на сегодняшний день их выявлено 14), центром которых являются общие для каждого такого скопления городища. Данные фортификации устраиваются на высоких мысах правых берегов Северского Донца и его притоков, контролируя старинные переправы. Именно поэтому они во многих случаях совпадают со старыми городищами раннего железного века. Помимо этого, данное обстоятельство позволяло экономить значительные ресурсы при возведении своих укреплений, частично используя работы, проведённые на данных поселениях задолго до того. К этому приёму при колонизации данных территорий в XVI – XVII ст.ст. прибегали также слобожанские переселенцы. Они, как и их предшественники в раннем железном веке и раннем средневековье, стремились закрепиться на стратегически важных точках, контролирующих переправы через Северский Донец и максимально приспособить под свои нужды остатки старых фортификаций. Так, к примеру, были возобновлены укреплённые поселения на Чугуевском и Верхнесалтовском городищах (Разрядная книга, 1966, с. 500, 501; Багалей, 1886, с. 4; Бабенко, 1907). К тому же, как правило, вокруг данных стратегически важных пунктов находились почвы, гарантирующие относительно высокую урожайность. Общая картина расположения как укреплённых, так и открытых поселений в долине Северского Донца заставляет задуматься над теми задачами, которые были возложены на данные салтовские городища. Присутствие значительного количества салтовских селищ восточнее линии северскодонецких городищ, стратегическое расположение фортификаций на старинных переправах, использование защитных свойств местности (прежде всего такого серьёзного барьера как река) на подступах к укреплениям убеждают в том, что в раннем средневековье существовала необходимость контроля восточных рубежей северскодонецкого ареала распространения салтовской культурной общности. Скорее всего, речь идёт о необходимости самообороны лесостепного населения, проживавшего в долине Северского Донца. Судя по стратегическому расположению городищ, угроза могла происходить с восточной стороны. Почти полное отсутствие оружия в болгарских погребениях в степной зоне восточнее северскодонецкого региона (Красильников, 2005) и наличие осевшего болгарского этноса в пределах гнёзд поселений на Северском Донце отнюдь не свидетельствуют о том, что опасность могла происходить от близкого в культурном отношении болгарского населения, которое занимало непосредственно примыкающую степную территорию. Скорее всего, ответ на факт ожидаемости угрозы с восточного направления салтовским населением лесостепи необходимо искать в общей способности центральной власти контролировать рассматриваемые северные территории Хазарского каганата от проникновения на них потенциального врага извне.

Несколько иным, хотя и во многом схожим, является вопрос относительно назначения салтовских городищ, расположенных в долине Тихой Сосны. Здесь, в отличие от северскодонецкого региона, отсутствуют гнёзда селищ вокруг крепостей – мы, как правило, наблюдаем лишь примыкающее к цитадели поселение. К тому же, городища расположены фронтом в северном направлении и за этой линией салтовские поселения, в отличие от северскодонецкого региона, массово не распространяются. Мощные подпрямоугольные укрепления Маяцкого городища (Дивногорье) с прямоугольным планированием, равно как и соседствующих с ним крепостей, свидетельствуют, скорее всего, о демонстрации воинственности(Ткачёв, 1985). Помимо того, Маяцкому укреплению, по всей видимости, отводилась также роль контроля пути по рекам Тихая Сосна – Дон. В отличие от других салтовских фортификаций, расположенных в лесостепи, Маяцкое городище в силу присутствия в системе его обороны башен обеспечивало фланкирующий обстрел в случае штурма его укреплений. На остальных городищах данного региона наличие башен не зафиксировано, а это с точки зрения правил фортификации есть свидетельство того, что защитники данных укреплений потенциально не рассчитывали на штурм укреплений, а лишь на их осаду. Это могло происходить, если рассчитывалось противостоять мобильному врагу, не рассчитывавшему на длительное присутствие на чужой территории. Таким противником мог быть конный кочевник, от которого достаточно было скрыться в убежищах, каковые представляли собой подавляющее большинство городищ в лесостепи, и переждать набег.

Таким образом, мы можем наблюдать, что лесостепные городища, дислоцированные в долинах рек Северского Донца и Тихой Сосны, решали свои, отличные друг от друга, регионально обусловленные военно-стратегические задачи.

На сегодняшний день, учитывая общее состояние изученности лесостепных городищ салтово-маяцкого круга, назрела необходимость создания нового типологического построения, которое должно учитывать не только этнокультурные традиции населения, но и природные ресурсы наряду с военно-стратегическими задачами отдельных микрорегионов салтовской лесостепи. Данный фактор играл немаловажную роль в формировании архитектурного облика фортификаций салтовских городищ рассматриваемого региона.

Литература

Артамонов 1958 – Артамонов М.И. Саркел – Белая Вежа. // Труды Волго-Донской археологической экспедиции, 1. МИА, 62. Москва, 1958.

Афанасьев 1987 – Афанасьев Г.Е. Население лесостепной зоны бассейна среднего Дона в VIII–X вв. (аланский вариант салтово-маяцкой культуры). // Археологические открытия на новостройках, 2. Москва, 1987.

Бабенко 1907 – Бабенко В.А. Древнесалтовские придонецкие окраины Южной России // Труды XIII Археологического съёзда, Т. 1, Москва, 1907, с. 434 – 460.

Багалей 1886 – Багалей Д.И. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства (Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губернии) в XVI – XVIII ст., собранные в разных архивах и редактированные Д.И. Багалеем. Харьков, 1886.

Василева 1990 – Василева Д. Конструкция и техника стройки стен Маяцкого городища. // Маяцкий археологический комплекс. Материалы сов.-бол.-венгерской экспедиции. Москва, 1990.

Зінченко, Свистун 2005 – Зінченко О.М., Свистун Г.Є. Нові пам’ятки салтово-маяцької культури в долині Сіверського Дінця. // Археологічні дослідження в Україні. Зб. Наукових праць. Київ, 2005, с. 127 – 129.

Дьяченко, Погорелов, Семушев 1999 – Дьяченко А.Г., Погорелов Ю.С., Семушев М.И. Археолого-геофизические исследования Яблоновского городища в лесостепном Поосколье. // Археология центрального черноземья и сопредельных территорий. Тезисы докладов научной конференции. Липецк, 1999.

Козлов 1995 – Козлов В.И. Фортификация в социально-политическом пространстве Первого Болгарского царства. // Фортификация в древности и средневековье (материалы методологического семинара ИИМК). С.-Петербург, 1995.

Колода 1995 – Колода В.В. Оборонительные укрепления Волчанского городища. // Материалы международной научной конференции, посвящённой 600-летию спасения Руси от Тамерлана и 125-летию со дня рождения И.А. Бунина. Елец, 1995.

Колода 1996 – Колода В.В. Отчет об археологических исследованиях Средневековой экспедиции Харьковского госпедуниверситета в г. Волчанске в 1995 г. // Архив НИАЛ ХГПУ. Харьков, 1996.

Колода 2001 – Колода В.В. Отчет об археологических исследованиях Средневековой археологической экспедиции ХГПУ им. Г.С. Сковороды в с. Мохнач на Харьковщине. // Архив НИАЛ ХГПУ. Харьков, 2001.

Колода, Свистун 2001 – Колода В.В., Свистун Г.Е. Отчет о работе особого отряда средневековой археологической экспедиции ХГПУ им Г.С. Сковороды в с. Мохнач на Харьковщине. // Архив НИАЛ ХГПУ. Харьков, 2001.

Колода, Крыганов, Михеев, Ряполов, Свистун, Тортика 2005 – Колода В.В., Крыганов А.В., Михеїв В.К., Ряполов В.М., Свистун Г.Е., Тортика А.А. Отчет о работе Средневековой экспедиции Харьковского национального педагогического университета в 2004 году. Харьков, 2005.

Красильников 1985 – Красильников К.И. Отчёт о раскопках крепости салтово-маяцкой культуры у с. Красное Волоконовского района Белгородской области в 1984 г. // НА ИА АН СССР, 1985.

Красильников 2005 – Красильников К.И. К вопросу о правовом статусе населения западных периферий Хазарского каганата //Проблеми дослідження памяток археології Східної України. Матеріали II-ї Луганської міжнародної історико-археологічної конференції, присвяченої 85-річчю Луганського обласного краєзнавчого музею. Луганськ, 2005, с. 147 – 149.

Крыганов 1994 – Крыганов А.В. Отчёт о разведках в Балаклейском, Волчанском и Змиевском районах Харьковской области в 1994 г. // НА ИА НАНУ. – № 1994/55.

Николаенко 1991 – Николаенко А.Г. Северо-западная Хазария или Донская Русь?.. (Древности Приоскольской лесостепи в заметках краеведа). Волоконовка, 1991.

Осипова 1966 – Осипова К.А. Информация о докладах на VIII Всесоюзной конференции византистов в Тбилиси в декабре 1965 г. Рыбаков Б.А. Русско-византийский город Тмутаракань // Вопросы истории, 4, 1966.

Плетнёва 1967 – Плетнёва С.А. От кочевий к городам. // МИА, № 142, Москва, 1967.

Плетнёва 2000 – Плетнёва С.А. Очерки хазарской археологии. Москва-Иерусалим, 2000.

Разрядная книга 1966 – Разрядная книга 1475-1598. Москва, 1966.

Свистун 2001а – Свистун Г.Е. К вопросу о региональных особенностях фортификационной архитектуры салтово-маяцких городищ. // Проблемы археологии и архитектуры. Донецк-Макеевка, Т. I, 2001.

Свистун 2001б – Свистун Г.Є. Конструктивні особливості салтівської оборонної лінії Мохначанського городища. // Археологічний літопис Лівобережної України, № 2, 2001.

Свистун 2002 – Свистун Г.Е. К вопросу о метрологии Хазарии. // Проблемы теории и истории архитектуры Украины, 3. Одесса, 2002.

Свистун, Чендев 2002/2003 – Свистун Г.Е., Чендев Ю.Г. Восточный участок обороны Мохначанского городища и его природное окружение в древности. // Археологічний літопис Лівобережної України, № 2/1, 2002/2003.

Свистун 2005 – Свистун Г.Е. Каганово ли Кабаново городище? // Проблеми дослідження памяток археології Східної України. Матеріали II-ї Луганської міжнародної історико-археологічної конференції, присвяченої 85-річчю Луганського обласного краєзнавчого музею. Луганськ, 2005, с. 173– 174.

Свистун 2006а – Свистун Г.Е. Отчёт об археологических раскопках и разведках в лесостепной зоне долины Северского Донца в 2005 году, 2006.

Свистун 2006б – Свистун Г.Е. Отчёт об археологических раскопках и разведках в лесостепной зоне долины Северского Донца в 2006 году, 2006.

Семёнов-Зусер 1948 – Семёнов-Зусер С.А. Отчёт о раскопках территории Верхнего Салтова в 1948 году. // НА ИА НАНУ, 1948.

Ткачёв 1985 – Ткачёв В.Н. Эволюция охранной символики в архитектуре кочевников Центральной Азии //Советская этнография, 1985, № 1, 1985, с. 35 – 48.

Турлей 1936 – Турлей Г.Ф. Полезные ископаемые басейна р. С. Донец. // Геологический очерк бассейна р. Донца. Харьков – Киев, 1936.

Шрамко 1962 – Шрамко Б.А. Древности Северского Донца. Харьков, 1962.

Список сокращений

МИА – Материалы и исследования по археологии СССР

ИИМК – Институт истории материальной культуры

НИАЛ – Научно-исследовательская археологическая лаборатория

ХГПУ – Харьковский государственный педагогический университет

НА – научный архив

ИА – Институт археологии

АН – Академия наук

НАНУ – Национальная академия наук Украины

Сведения об авторе

Свистун Геннадий Евгеньевич – ст. научный сотрудник Художественно-мемориального музея И.Е. Репина; ведущий сотрудник Научно-методического центра охраны культурного наследия.

E-mail: archaeology@rambler.ru

Список иллюстраций:

Карта лесостепных салтовских городищ;
Салтовский строительный «вавилон»;
Вал гор. Короповы Хутора;
Вал городища Мохнач (восточный);
Вал городища Мохнач (северный);
1. Вал городища Верхний Салтов; 2. Вал городища Красное.

Резюме

В работе анализируется зависимость архитектурной формы от строительного материала, который был использован для возведения фортификационных сооружений салтово-маяцких лесостепных городищ. В этой связи рассмотрены и проанализированы архитектурные особенности укреплений в долинах рек Северского Донца, Оскола и Тихой Сосны. Изложены предположения относительно назначения и роли данных памятников раннего средневековья.

Summary

The work analyzes the dependence of the architectural form from building material which was used for the erection of fortification works of Saltov-Mayatsk forest-steppe sites of ancient towns. In this connection the architectural peculiarities of fortifications in the valleys of the Severskiy Donets, The Oskol and the Tikhaya Sosna are examined and analyzed. The suppositions concerning the purpose and the role of these monuments of the early middle ages have been set in this work.

Категория:

Библиотека