О чём рассказала железная цепь

Среди археологических экспонатов краеведческого отдела Художественно-мемориального музея И.Е. Репина особое внимание заслуживают древности эпохи раннего средневековья. Они составляют значительный процент относительно всех других экспонатов далёкого прошлого. И это не случайно. Именно с той далёкой эпохой, относящейся к 8 – 10 вв. н.э., связано основание на месте нынешнего Чугуева первого стационарного укреплённого поселения. Кем были эти люди, облюбовавшие эти края, оценив их богатство, красоту, удобное и выгодное расположение? Что побудило переселенцев сменить прежнее место своего обитания и избрать своей новой родиной территорию современного Чугуева? Почему они были вынуждены, прожив на этой земле не менее 200 лет, оборвать уже окрепшие кинутые в эту землю корни? На многие из этих вопросов ещё предстоит ответить, а пока учёные проводят исследования, открывая всё новые и новые страницы ветхой книги минувших эпох.

На один из таких вопросов, проливающих свет на жизнь и обычаи далёких предков, может ответить один из интереснейших экспонатов, нашедших своё место в археологической экспозиции. Несмотря на то, что данная вещь выполнена из обычного железа и покрыта ржавчиной времени, ценность её для познания и осознания нами мира предков вряд ли можно переоценить. Это кованая цепь длиной более двух метров, служившая некогда для подвешивания казана с пищей над очагом. Не случайно древний мастер уделил этой практической и, на первый взгляд, обиходной вещи столь много внимания, вложив в своё детище при её изготовлении максимум своего умения и сил. Помимо специальных крюков для крепления и регулирования расстояния до пылавшего под ней огня, цепь оканчивалась стилизованным под голову быка крюком для казана, совмещённого с вилкой для изъятия пищи из ёмкости. В результате перед нами предстаёт довольно изящное, без особого преувеличения можно сказать - изысканное творение рук человеческих. И связано это, прежде всего, с тем, что прачугуевцы отводили надочажной цепи особое сакральное значение.

С глубокой древности Человек как существо разумное пытался осознать окружавший мир, выстроить в своём понимании его модель. Языческое мировосприятие выразилось в представлениях о гармонии, которые, надо заметить, в большой степени влияют и на наше современное мировоззрение. Среди довольно сложных построений, складывавшихся веками, одно из главенствующих отводится продолжению жизни. И не только земной, но и перехода из этого мира в иной, что воспринималось не как конец всего сущего, а перерождение из одного состояния в иное. Согласие с природой, соблюдение её законов было правилом бытия наших пращуров.

Раннесредневековое население Чугуевщины, оставившее нам яркую салтово-маяцкую археологическую культуру, принадлежало преимущественно к аланскому этносу (их потомками считаются современные осетины), в среде которого бытовал нартовский эпос. И ответы на вопросы, связанные с особым почитанием надочажной цепи, мы находим именно в этом замечательном памятнике древней словесности. Огонь в очаге считался священным. Не допускалось его затухания, что сулило большие беды хозяевам. Обновлялся он лишь на Новый год. Понятия Новый огонь и Новый год были тождественны для осетин. Очажный огонь рассматривался как место поклонения культу предков, как домашняя святыня. При семейных разделах выделявшийся обязательно брал горящие угли из родительского дома, что означало быть наделенным семейным счастьем, получить покровительство семейной святыни. Выделяла же долю семейного огня мать нового хозяина.

Интересная информация о структуре древнего мироздания, о священном предназначении и знаковой сущности домашнего очага заложена в осетинской обрядовой новогодней песне – басилта.

«В него [в дом] с неба спущена цепь из ста звеньев,

 На ней подвешен котел с четырьмя ручками.

В нем туша откормленного барана,

Под ним жаркий огонь из оленьих рогов,

Вокруг него счастливая семья...».

Из этого небольшого, но красочного рассказа видно, что очажная цепь объединяет собой верх – Небо, через зону, в которой сидит семья, с низом, Землей – очагом, и, по сути, выступает осью домашнего мироздания, Мирового древа (его ипостасью).

Очаг, котел и круг семьи составляли организованное пространство, древнюю модель мира, представлявшуюся сакральной геометрической фигурой – кругом в квадрате. Круг и квадрат рассматривались как два варианта единой модели организованного пространства. Очаг выступал символом нижней зоны мироздания – женщины-алтаря, дающего жизнь в результате оплодотворения огнём. Это зона, дающая энергию для всей сакральной конструкции. Надочажная цепь символизировала связующее звено между матерью-землёй и отцом-небом – Мировое древо. Именно к Древу (надочажной цепи) подводили в Осетии нового члена семьи (невесту, новорожденного), именно его касалась рука кровника, ища защиту. Отсюда становится понятным скрытый смысл древнего осетинского похоронного ритуала, связанного со смертью последнего в доме мужчины, когда его жена вешала себе на шею надочажную цепь. Дом лишился одного из своих энергетических центров. Без мужчины (Отца-неба) невозможно ритуально возжечь семейный очаг, питающий семейное Древо жизни.

Огонь (тепло) считался в традиционных верованиях основой плодородия земли. Это обстоятельство позволяет нам сблизить основные функции женских божеств огня и земли, общим символом которых во многих религиях мира является змея. В осетинской бытовой обрядности змея предстает хранительницей очага, семантического центра дома, с ней зачастую ассоциируется и надочажная цепь. Но змея – один из признаков (образов) североиранской Богини земли, исполнявшей не только функцию хранительницы земного огня, но и номинировавшей собой ее священный центр, вокруг которого движется мужской сакральный мир, солярный бог – Тенгри-хан.

Общее индоевропейское происхождение, более поздние контакты и этнокультурные смешивания позволяют проследить много общего в представлениях о Мироздании в аланской и славянской мифологии.

Археологические экспонаты – это не просто молчаливые свидетели прошлого. Извлекая их из нашей древней земли, мы обогащаемся познанием наших истоков, пониманием образа бытия и богатого внутреннего мира наших мудрых предков.

Свистун Г.Е., ст. научный сотрудник музея